[sames]

АЛВА

варнинг

это типичное фэнтези с эльфами-гномами, магией, средневековьем и всё такое. могут присутствовать описания насилия, намеки на гетеро- и гомоотношения.

1 глава

1 глава
Поздним вечером в двери церкви постучали. Паладины, сидевшие за длинным дубовым столом в трапезной, разом оглянулись на неожиданный стук. Преподобная мать сидела рядом с ними и читала книгу, попивая из неказистой глиняной кружки вино. На ней было светлое платье без рукавов, украшенное по краям темной вышивкой, с белым передником, который носили только преподобные матери; на плечах лежал шерстяной платок.
В каждом городе королевства есть хотя бы одна церковь, в которой всем управляет преподобная мать с послушницами и служанками. В церквях больших городов живут паладины — для охраны.
— Мирсен, милый мой, сходи-ка и посмотри, кто там, — сказала преподобная мать, не отрываясь от чтения.
Мирсен, сидевший во главе стола, прекратил усердно жевать кусок мяса и, абсолютно не скрывая своего недовольства, встал. Когда он подошел к двери, в неё вновь постучали. Командор открыл дверь, увидел темную фигуру, чье лицо скрывал капюшон от плаща, и невозмутимо вернулся к столу. Фигура переступила через порог и откинула капюшон. Рыжая эльфийка, улыбаясь, осмотрела паладинов и подмигнула Мирсену.
— Надеюсь, я вам не помешала, — звонкий голос девушки нарушил спокойную обстановку в трапезной. Послышался грохот закрываемой двери.
Эльфийка шумно села на скамью рядом с преподобной матерью, поправила тугую косу и вновь пробежала глазами по внимательно смотрящим на неё паладинам. Половину из них составляли недавно принявшие клятву новобранцы, но были и паладины со стажем, как Мирсен. Они держались более уверенно и не косились с опаской на гостью.
— Вина? — спросила преподобная мать у эльфийки. — Мы всегда рады твоему визиту, Ливандра, пусть иногда и неожиданному.
Ливандра в ответ отрицательно покачала головой и, наклонившись к уху женщины, прошептала: «У меня к вам серьёзный разговор».
Новобранцы, сидевшие почти вплотную, смотрели на неё, разинув рты. Эльфов они никогда не видели, тем более так близко. Но, к сожалению, слухи описывают их более красочно, чем они есть. Люди присваивают этому народу волосы, в которых живут птицы, и оленьи ноги. Ливандра же была больше похожа на обычную человеческую девушку с большими заостренными ушами и ярко-синими глазами. Внешность девушки приковала к себе взгляды многих в трапезной, кроме Мирсена, тот так и продолжил есть после того, как сел. Его нисколько не удивляло ни присутствие этой женщины, ни её внешность, потому что видел он её не впервые. Она появлялась каждый раз внезапно, без предупреждения и часто не одна. Насколько командор знал, эльфийка доносила разного рода слухи до ушей столичной преподобной матери. Мирсен не ведал, доходят ли они потом до Владычицы Церкви. Впрочем, это его и не интересовало.
Преподобная мать вместе с Ливандрой отлучилась в главный зал, и, как только захлопнулась дверь, паладины зашептались. Командор не обратил на это ни малейшего внимания.
Новобранцы были в сильном потрясении от прихода эльфийки и делились впечатлениями, а паладины обсуждали её красоту и позволяли себе пошлые шутки. Все и забыли, что время позднее, а завтра рано утром новобранцы, к огромнейшему счастью Мирсена, уезжают в Крепость. У командора то ли от постоянного пребывания в погребе в обнимку с бочонком эля, то ли от шумных новобранцев болела голова. Преподобной матери он, разумеется, жаловался на последних.
Тут дверь отворилась. Паладины и новобранцы резко замолчали и уткнулись в свои тарелки. Из главного зала выглянула Ливандра, которая внимательно посмотрела на командора и громко сказала:
— Командор Мирсен, преподобная мать желает с вами поговорить, — и скрылась за дверью, не дожидаясь ответа.
Мирсен с опаской уставился на дверь, а паладины — на него. Командор немного побаивался разговоров с преподобной матерью. Она хоть и относилась к нему с материнской любовью, но всё же была строгой и частенько ругала Мирсена или же давала разные поручения, которые командор выполнять никак не хотел. Через некоторое время он взял себя в руки, встал и вышел из трапезной.
Трапезную нельзя было назвать маленькой комнатой, но по сравнению с главным залом она казалась крошечной. Мирсен редко сюда заглядывал: почти всё время или послушницы пели молитвы, или жители города приносили пожертвования, или преподобная мать долго стояла у северного окна и что-то с жаром шептала. В дневное время здесь всегда шумно и людно, а главные двери открыты нараспашку, сейчас же в главном зале непривычно тихо. Командор осмотрел белые и гладкие стены, которые в скором времени должны будут расписать прославленные художники королевства. Мирсен мимолетно взглянул на узкое и длинное окно в северной части зала с красочным витражом, изображавшим Творца. Такое окно в народе называли северным. В остальных окнах, расположенных горизонтально, были вставлены витражи с изображениями Великой Шестёрки.
Волосы преподобной матери давно поседели, но она сама оставалась живой и подвижной, с блеском в глазах, присущим молодым девушкам. Она стояла рядом с Ливандрой посреди зала и смотрела прямо на командора, ожидая его приближения. Мирсен слегка замешкался, осматривая зал, но всё же подошел.
— Мирсен, — начала преподобная мать, — Ливандра привезла важные вести, и у меня появилась идея.
Она сделала паузу, пытаясь понять, заинтересовался ли командор, а потом резко продолжила:
— Так как путь Ливандры лежит на другой конец королевства, а добраться туда нужно как можно скорее, то ей будет легче сократить путь через Крепость, куда отправляются завтра наши новобранцы, нежели ехать по тракту, — Мирсен кивнул, не до конца понимая, причем здесь он. — Я предлагаю отправить их сегодня.
Командор недоуменно посмотрел сначала на преподобную мать, а потом на Ливандру. Они обе спокойно стояли и наблюдали за его реакцией. После недолгих раздумий мужчина принялся уговаривать преподобную мать отправить новобранцев прямо сейчас. Мысль о том, что он никогда больше не увидит этих надоедливых детей, приносила ему радость, но та быстро улетучилась, когда Мирсен услышал, что сопровождающим будет он сам.
— Что? Я… Я поеду с ними? — Он указал рукой на дверь. — С этими… оборванцами? Но почему?
— Так надо, мой мальчик, — улыбнулась преподобная мать. — Пойду предупрежу остальных.
Ливандра усмехнулась в кулак, посмотрев на отчаявшегося командора, и последовала за женщиной обратно в трапезную. Мирсену оставалось лишь глубоко вздохнуть и придать своему лицу самое недовольное выражение, на какое он был способен.
Воспоминания, связанные с Крепостью, у командора были не самые приятные. Он попал туда впервые в свои пятнадцать, когда его отец, сэр Патрис Сконд, эрл столицы и один из приближенных королевы, решил, что его единственный сын должен стать паладином. Крепость, кишащая в большей степени сиротами и нищими, которым некуда идти, приняла избалованного маленького дворянина недоброжелательно, а её жители нашли в нем объект издевок и насмехательств.
Теперь же расстроенный командор сидел на своем прежнем месте во главе стола и старался никуда не смотреть. Трапезная была пуста. Новобранцы отправились в казармы после того, как преподобная мать всех оповестила. Эльфийка куда-то подевалась, словно её и не было.
В трапезную вошла служанка. Кажется, ее звали Орсела. Увидев опечаленного Мирсена, она спросила:
— Что с вами, командор?
Он поднял голову и посмотрел на служанку измождённым взглядом. Юная Орсела уже давно жила и работала в церкви, убирая за новобранцами и помогая преподобной матери. Мирсен знал, что почти все служанки в церкви рано или поздно становятся послушницами, а там, если повезет, и преподобными матерями. Командор редко обращал на девушек в церкви свое внимание, в том числе и на Орселу, но сейчас, в такой трудный для него момент, он захотел упасть к ней в ноги, расплакаться и вытирать слезы подолом её платья. «Мирсен, чтоб тебя, ты же командор! Тебя должны уважать! А ты нюни развесил!» — подумал Мирсен и яростно запыхтел.
— Командор, вам плохо? — спросила она.
Он ничего не успел ей ответить, потому что в трапезную вошла Ливандра. Орсела, увидев её, сразу же принялась убирать со стола, абсолютно не замечая командора.
— О, Мирсен, вот вы где, — воскликнула Ливандра и села на лавку рядом с Мирсеном. — Мы вас ищем.
— Я тут с тех пор, как вышел из главного зала…
— Ну, не суть, — перебила его эльфийка. — Новобранцы уже собрались, и все ждут только вас.
— А я могу отказаться? — с надеждой в голосе спросил Мирсен.
Ливандра ухмыльнулась и отрицательно покачала головой.

Возле церкви стояли три запряженные конями телеги, в которых уже сидели и перешептывались новобранцы. Извозчик одной из телег ругался с преподобной матерью:
— Во имя Творца, ваше преподобие, не видно же ничего! — Он усиленно размахивал руками. — Почему нельзя подождать до утра?
— Это слишком важно, чтобы ждать, — Женщина невозмутимо стояла, сложив руки на груди, и грозно смотрела на извозчика. Вскоре тому скрепя сердце пришлось сдаться.
Мирсен стоял возле входа в церковь и, задрав голову, смотрел на усыпанное звездами небо. Позади него хлопнула дверь, но он не обратил на это внимание. Рядом с ним встала эльфийка.
— Командор, — начала она, посмотрев на него.
— Ох, — перебил её Мирсен. Мужчину раздражала она сама по себе и её неожиданные появления, после которых преподобная мать принимала странные решения не в пользу Мирсена. — Ну, чего тебе надо от меня?
Ливандра даже не удивилась такому тону.
— Ты слишком хмурый. Расслабься, — Она хлопнула его ладонью по металлическому наплечнику.
— Ты знаешь, что я ненавижу Крепость. Преподобная мать знает, что я ненавижу Крепость. Да все это знают! Но кого это волнует?
Эльфийка лишь покачала головой и молча ушла к преподобной матери, оставив Мирсена наедине с его раздражением. Он нахмурился, что-то пробубнил, но всё-таки пошел за ней.

Путь до Крепости занимал около трех часов непрерывной езды верхом мимо многочисленных крестьянских домов, на полуразвалившихся телегах же — вдвое больше. Мирсен проклинал это ужасное средство передвижения, от езды в котором затекали все конечности, проклинал новобранцев, болтающих без умолку, проклинал «эту остроухую» и преподобную мать, которая улыбалась и махала им вслед, когда они уезжали. Но именно Крепость была главной причиной его недовольства. Командор уже и не помнил, какая она снаружи, но её каменные толстые стены и темные коридоры ещё долго снились Мирсену, когда он уехал.
Эльфийка, ехавшая верхом позади всех, вдруг громко спросила:
— Кто-нибудь петь умеет? — И тут Мирсен понял, что всё до этого было не так уж и плохо.
Почти все новобранцы затянули веселую песню про пьяницу, спасшего свою деревню от пожара.
— Творец, забери меня обратно, — бубнил командор.
— Командор, подпевайте!
Новобранцы отгорланили ещё шесть или семь песен и стали замолкать, на радость Мирсена. Ливандра предупредила, что приедут они ближе к утру, и на всех там уже планируется завтрак. Это снова привело новобранцев в движение. Сам же командор привалился к плечу одной из новобранцев и, поддавшись убаюкивающему потряхиванию телеги, задремал.
Снилось ему, как он участвует в битве бок о бок с великими воинами из легенд, как рубит своим мечом невиданных ему ранее созданий с бесконечным количеством рук. Кругом лязг оружия, крики воинов. Он чувствует, что победа уже в его руках, но вдруг чей-то до боли знакомый женский голос громким шепотом возле самого уха зовет его. Мирсен в растерянности оглядывается по сторонам, и в мгновение ока воины, следы битвы, невиданные твари рассыпаются в белую пыль, а он остается один посреди поля.
«Мирсен!» — Его мать стоит в паре метров от него, молодая и красивая, какой он запомнил её, когда уходил в орден. И вот он вновь пятнадцатилетний плачущий мальчик, преданный всеми. Мирсен утирает слезы и видит своего отца, грозно стоящего рядом с матерью. Она улыбается и молчит. Он знает, что сейчас произойдет, потому что это всегда происходит. Его отец с абсолютно каменным лицом кладет руки на шею жены и со всей силой сжимает их. Мирсен слышит, как хрустит её шея. Он так часто видел во сне смерть матери, что и вовсе забыл, как всё было на самом деле. Сон и реальность смешались в его памяти настолько, что он иногда даже сомневался в достоверности этого события. Она неестественно громко хрипит и смотрит пустым взглядом на сына. Мальчик закрывает глаза, и командор просыпается.

2 глава

2 глава
Алва, как правило, серьезна в день Олинтры. Это единственный день в году, когда она по-настоящему серьезна. Обычно в этот праздник крестьяне убирают урожай, молодые юноши и девушки в храме связывают свои жизни узами брака, а в городе Нандет устраивают пиршество. Нынешний год не был исключением.
Нандет — это небольшой город, стоящий далеко от столицы. Из-за этого преступности и грязи там мало, а жители не знают высоких налогов и плохих запахов на улицах. Близ города стоят три безымянные деревни со своими старейшинами. Алва живет в самой близкой к Нандету деревне, и её путь пешком от дома к площади города составляет чуть меньше часа. Семья Алвы по меркам деревни живет роскошно: двухэтажный дом и среднего размера поле полбы за ним. Её отец, Грегор, жил в бедной крестьянской семье, и к шестнадцати годам родители женили его по расчету на четырнадцатилетней Мерриле, чьи отец и мать успели воспитать до неё десятерых детей и уже были слишком стары, чтобы содержать своё хозяйство. Мать Меррилы скончалась спустя два месяца после свадьбы, а за ней через несколько недель ушел и её муж. Так как все братья и сестры Меррилы уже были при хозяйствах, двухэтажный дом с полем в безымянной деревне близ города Нандет достался ей и её молодому мужу.
Грегор никогда не жаловался. Его слишком молодая жена была неразговорчива и не давала к себе прикасаться ещё целых три года, но была красива, стройна и хорошо готовила. В конце концов, они привыкли друг к другу, и в свои восемнадцать Меррила родила дочь. К такому событию собралось большое количество родственников с обеих сторон. Мать Грегора поглядела на новорожденную внучку и нарекла её Алвой.
На сегодняшний момент Алве уже успел стукнуть двадцать один год. Она стояла на площади Нандета и смотрела на то, как жители готовятся к празднику. Все радовались и были приветливы друг с другом, потому что день Олинтры считался днем доброты и великодушия и по совместительству был окончанием лета. Обычно именно в этот день листва деревьев в окрестностях города начинала желтеть, а люди постепенно готовились к зиме. На площади проходу не было от многочисленных прилавков с урожаем и разными праздничными вкусностями. Стоял гул, а люди беспокойно метались по городу.
Олинтра была одной из Великой Шестерки, детей Творца, ныне почитаемых как отдельных от него богов. При жизни она часто посещала Нандет, и после её исчезновения возвели храм, а день, когда он был построен, нарекли днем Олинтры.
Одни жители верят в Творца, некоторые же отреклись от него и приняли веру в Великую Шестерку, некогда основавшую королевство, но многие привыкли считать их одним целым. Алва яростно не отстаивала истинность веры в Великую Шестерку, но всё же ко дню Олинтры относилась крайне серьезно. Для остальных жителей, особенно для почитателей Творца, это был ещё один день, когда можно было напиться в городской таверне.
Таким любителем выпить был лучший друг Алвы — Каллеб. Его мать ещё с детства внушила ему всю праведность веры в Творца, поэтому Великую Шестерку он принижал, как мог. День Олинтры был, наверное, единственным днем, когда Алва и Каллеб старались не пересекаться, чтобы лишний раз не поссориться.
Был почти полдень. Алва стояла в тени дома и высматривала знакомые лица среди бегающих людей. Краем глаза она заметила своего младшего брата с веселившимися друзьями, которые всячески приставали к девушкам. Её брат Доминник всегда оставался где-то в тени собственных друзей, не славился веселым нравом и успехом у девушек. Алву это более чем устраивало.
— Дорогие жители! — Эрл стоял на недавно сооруженной сцене. Неожиданное начало праздника всполошило всех, в том числе и Алву. Той пришлось подойти поближе, чтобы хоть немного слышать эрла. Он старался говорить как можно громче, но было видно, что это дается ему нелегко: жители продолжали галдеть. На сцену вышла пышная женщина, эрлесса, и громко, не брезгуя грубыми словечками, приказала толпе замолчать. Толпа послушалась, а довольный эрл продолжил: — Хотелось бы поздравить вас всех с праздником и пригласить в нашу замечательную таверну, где вам подадут самый лучший эль в городе!
— И единственный, — буркнул кто-то в толпе. Поднялся смех.
— Наслаждайся тем, что есть, Маркус, — крикнул эрл, — а не то и вовсе ничего не получишь! — И толпа устремилась к единственной таверне в городе.
Оставшиеся люди пошли к прилавкам взять на пробу предлагаемые там вкусности. Алва молча, сложив руки на груди, с неприязнью осматривала каждого человека. Её оскорбляло такое поведение в столь важный для неё праздник, и вроде бы она должна была уже привыкнуть за столько лет, но у неё никак не получалось. «Завтра всё встанет на круги своя», — думала Алва и мало-помалу успокаивалась.
— Алва, душенька! Почему же ты такая грустная? — крикнула ей эрлесса. — Грусть у красивой девицы к ненастной погоде! — Алва усмехнулась, махнула женщине рукой и отправилась в церковь. Разговоры с преподобной матерью её всегда утешали.
Преподобная мать, которую до посвящения звали Розой, помнила Алву с самого её рождения. Тогда она только поступила на службу в церковь и поддерживала дружбу с молодой Меррилой, недавно простившейся с незамужней жизнью. Именно Роза помогала ей в сложных ситуациях с Алвой и иногда даже нянчилась с девочкой. Меррила считала, что времяпрепровождение в церкви в компании послушниц и тогдашней преподобной матери пойдет дочери на пользу, но все случилось немного иначе. Алва росла до жути непослушной. Уже в свои пять лет она умудрялась доставить массу хлопот, подбрасывая дохлых птиц и живых змей послушницам в сумки, и те в ответ частенько отказывались с ней нянчиться. Одна лишь Роза всегда была рада обществу Алвы. Через четыре года умерла преподобная мать, и Роза, как самая старшая из всех послушниц, встала на её место, потеряв имя. Девятилетней Алве трудно было привыкнуть к этому, и ещё несколько лет она все равно называла преподобную мать по имени.
Церковь находилась на холме далеко от жилых домов среди многочисленных цветов, которые были специально посажены послушницами. Сегодня церковь пустовала. Большая часть людей находилась в храме Олинтры, принося дары или празднуя многочисленные свадьбы, проходящие там. Алва не одобряла этого и старалась даже не проходить мимо храма, потому что жрецы, зная о её вере, пытались выпросить у Алвы как можно больше пожертвований.
Преподобная мать бережно и неторопливо мела полы в главном зале. Послушниц она отпустила погулять и покутить на празднике, сказав, что сегодня Творец слеп, и они могут делать всё, что им вздумается. Молодые девушки, завизжав от радости, расцеловали преподобную мать и убежали на площадь. Алва поняла это, как только вошла в церковь. Там было слишком пусто.
— Вы отпустили их? — спросила она с упреком.
— О, добрый день, Алва, — Роза отвлеклась от уборки и улыбнулась девушке. — Некоторые послушницы младше тебя, им тоже хочется веселиться.
— Но это даже не их праздник! — с досадой воскликнула Алва и со злости пнула лавку.
— Не трогай дерево, девочка, — женщина отставила метлу к стене, — оно тебе ничего не сделало.
Роза отряхнула от пыли свой передник и подошла к Алве.
— Кто тебя обидел, дитя?
— Все, — немного подумав, ответила Алва.
— Ох, я знаю, что ты чувствуешь. Тебе кажется, что они не имеют права праздновать, что только в тебе присутствует вера… Алва, каждый год одно и то же. Пора уже разнообразить жизнь!
— Но они все такие… несерьезные! Я не могу спокойно смотреть на это.
— Ты пришла в дом Творца, чтобы кричать и выплескивать свою злость на одну из его слуг? — спросила, нахмурившись, преподобная мать.
— Нет, — Алве стало на мгновение стыдно.
— С каждым годом ты всё злее и злее, серьёзнее и серьёзнее. Неужто моя маленькая тыковка начинает взрослеть? — Лучезарная улыбка заиграла на лице женщины.
— Нет, не думаю, что я повзрослела, — рассмеялась Алва.
— Это прекрасно! — Внимание преподобной матери вдруг привлекла неровно стоявшая скамья, она поправила её и присела. — Прошу тебя, не взрослей. Хоть кто-то в этом мире не должен взрослеть, и я бы хотела, чтобы это была ты.
Алва захотела ей что-то ответить, но её отвлек стук в дверь. В церковь стучаться не принято, так делают только приезжие, и это насторожило девушку, чего не скажешь о преподобной матери. Та спокойно встала и направилась к двери.
— Добрый день, ваше преподобие, Надеюсь, мы вас не отвлекаем от служения Творцу.
— Каждое свое мгновение я посвящаю Творцу, но, думаю, он простит мне недолгий разговор с его слугами.
Так обычно обращались к преподобным матерям из неродного для приезжих города. Это взволновало Алву ещё больше. Нандет был маленьким городом, и приезжали сюда только торговцы, но они редко заходили в церковь, только лишь когда случалось несчастие.
Преподобная мать впустила в церковь двух мужчин и женщину низкого роста. Алве на мгновение даже показалось, что она гномка, но, нет, это была девочка на вид лет двенадцати. У неё были короткие черные волосы, а глаза её были лишены зрачков и радужки, оттого казалось, что они светятся. Алва никогда не видела ничего подобного. Мужчины были облачены в латные доспехи и красные плащи. Алва заметила, что их руки лежали на мечах. Красный плащ был и у девочки, но вместо лат на ней был легкий доспех. В Нандете и его окрестностях никто не носил тяжелой брони и тем более оружия. Алве сразу подумалось, что эти люди из столицы, но столица была в неделе пути верхом отсюда, это значило то, что дело у гостей важное.
— Нам бы хотелось обсудить с вами кое-что, — сказала девочка, и Алва не поверила своим ушам. Голос у неё был совсем как у взрослой женщины. Преподобная мать приглядывалась к девочке в попытках понять, кто перед ней стоит.
— Я бы хотела знать, с кем разговариваю, — скрестив руки на груди, попросила она.
— Перед вами советница её Величества, нашей достопочтенной королевы, создатель и глава ордена Охотников — Ина, — протараторил один из мужчин.
— Что же здесь, в нашем славном городе Нандет, забыла советница её Величества и глава ордена Охотников? — усмехнулась преподобная мать.
— Мы здесь по поручению самой королевы и Владычицы Церкви, — ответила Ина, — но я желаю говорить с вами наедине, — и покосилась на Алву, которая чувствовала себя явно лишней. От взгляда этих глаз девушке захотелось провалиться сквозь землю.
— Конечно. Прошу в трапезную, я угощу вас вином и сыром. Наверное, вы ужасно устали после такого длительного пути! — Преподобная мать указала рукой на дверь. Ина согласно кивнула, и вскоре все скрылись в комнате.
— Охотники? — прошептала Алва. — Кто такие Охотники?
Девушка хотела сначала подслушать разговор, но, решив не рисковать, тихонько вышла из церкви.

Аннет была младше Алвы на семь лет и являлась самой младшей в семье. В тот момент, когда её старшая сестра сидела в зарослях малины и думала об Охотниках, она помогала матери готовить обед. Когда же Алва вернулась домой, обед был уже готов, и Аннет пряла, наслаждаясь ясным солнцем и тишиной, которая редко стояла в их доме.
— Ты как раз к обеду, — сказала Меррила, увидев старшую дочь. — Проголодалась?
— Ты… Ты когда-нибудь слышала об Ордене Охотников? — Алва присела на скамью возле стола. — Я зашла в церковь после речи эрла, чтобы поболтать с Розой. Ну, ты знаешь, это меня успокаивает… А потом туда вошла деву… девочка. Сказала, что она советница королевы и…
— Что? — перебила её опешившая Меррила. — Что за глупости?
— Это правда! У неё ещё глаз не было! Ну, то есть они, конечно, были, но их как бы не было…
— Ты пьяна?
— Нет! — Алва вскочила с места. — Я говорю правду. Просто расскажи мне, кто такие Охотники.
Аннет, ранее увлеченная пряжей, отложила её и навострила уши. Она редко видела сестру в возбужденном состоянии. Алве обычно было всё равно, что происходит вокруг, а Охотники её заинтересовали. Тем более Аннет впервые услышала о них.
— Это долгая история, Алва, — начала Меррила. — Эти Охотники ловят магов…
— А маги — это те, что из рук могут огонь выпускать?
— Да.
— И воду?
— Да.
— И всякие светящиеся шары?
— Хватит!
— То есть где-то здесь появился маг?.. Не зря же сюда сама советница королевы приехала.
— Какое смелое заявление, Алва. Просто забудь об этом, ладно? Может, ты перегрелась на солнце и тебе показалось… Поживем — увидим. А теперь обед! — Меррила поставила перед Алвой похлебку, надеясь, что её старшая дочь отвлечется на еду.
Алва с жадностью приступила к еде, а Меррила в раздумьях вышла на улицу, бросая косые взгляды на старшую дочь. Как только мать скрылась за дверью, Аннет одним рывком оказалась рядом с Алвой.
— Расскажи мне всё, — Аннет схватила сестру за руку. — Не упусти никакой детали! — Зная безумную любовь Аннет ко всевозможным историям, Алва отложила ложку и начала рассказ, кое-где приукрашивая его.
Младшую сестру она любила, но из-за недопонимания они частенько ссорились. Алва называла Аннет «уменьшенной копией матери» и была права. У Аннет, как и у Меррилы, были густые отливающие медью волосы, высокий рост и худощавое телосложение. Алва же славилась на деревню своими круглыми формами и походила внешне больше на отца.

Преподобная мать сидела в трапезной, попивая вино. Разговор с Охотниками был недолгим, но заставил женщину задуматься над положением вещей.
— Мне прискорбно это говорить, ваше преподобие, но в Нандете был замечен маг. Я хотела известить вашего эрла, но он не смог даже понять, кто я, так как малость перепил эля на празднике, — сказала Ина, как только они зашли в трапезную.
Даже в таком далеком от столицы и её интриг городе, как Нандет, знали, что маг означает смерть. Преподобная мать заволновалась.
— И что вы теперь будете делать?
— Поговорим с местными, известим старост. Если за время нашего пребывания здесь кто-нибудь покинет город, то будем следовать за ним, пока не поймаем, — Преподобная мать не знала, что её больше пугает: разговоры об убийстве или невозмутимость советницы королевы во время них.
В дверях Ина сказала ей:
— Мы остановимся в таверне. Ваше преподобие, если вы вдруг что-нибудь узнаете, прошу вас сразу же сообщить лично мне.
Две вещи в данный момент тревожили преподобную мать: «Кто же маг?» и «Зачем глава ордена лично приехала сюда?». Рассуждая логически, женщина пришла к выводу, что маг — это либо кто-то, умело скрывающий свои способности, либо просто ребенок. Вино ударило ей в голову, и она немного задремала. Ей снились искаженные воспоминания четырнадцатилетней давности. Как детей силой отнимали у матерей, как народ забивал палками молодых девушек до приезда Охотников, как живых мужчин и женщин бросали прямо в костер. Сколько людей погибло, пытаясь защитить себя и своих близких от гнева королевы? Ответа не знал никто. Преподобная мать хорошо помнила то время, когда убивали всех, кто осмеливался высказаться против нового закона о магах. Королевство тонуло в крови. Проснувшись от ужаса, женщина обнаружила, что на улице уже стемнело, а за дверью в главном зале был слышен девичий смех.
— Каллеб, — спокойно сказала преподобная мать, застав в главном зале своих хохочущих послушниц, которых парень обвил за талию. — Мальчик мой, что привело тебя в дом Творца?
— Добрый вечер, ваше преподобие. — Он отпустил девушек и попытался сделать серьезный вид. — Я имел честь сопроводить некоторых его слуг. Надеюсь, что не огорчил и не разозлил ни его этим, ни вас.
Голос его не дрожал, он давно уже протрезвел, но вид его все равно был слегка потрепанный. Девушки раскраснелись, волосы растрепались, а их хихиканью, казалось, не было конца.
— Прошу прощения за то, что побеспокоил вас, — Каллеб поклонился, — не буду мешать вам и вашему служению Творцу.
Преподобная мать кивнула и указала на дверь из церкви. Ей ещё предстояла долгая и серьезная поучительная беседа с послушницами. Каллеб поклонился девушкам и поспешил оставить их наедине с гневом преподобной матери. И наконец их хихиканье смолкло.
На улице похолодало, теперь чувствовалась зима, которая вот-вот должна была наступить. Каллеб поежился и направился к дому Алвы, чтобы узнать, как поживает его подруга, которую за сегодня он ни разу не видел. Жатва почти закончилась, и поля стояли голые. Где-то ещё слышался пьяный девичий смех, а Каллеб представлял, сколько детей уродится ближе к лету.
— Здравствуй, Каллеб, — сказал сидящий на лавке рядом с домом Грегор, завидев парня. — Можешь зайти. Алва поведает тебе потрясающую историю.
Парень озадаченно посмотрел на мужчину и неуверенно вошел в дом. С Алвой он дружил с шести лет, и уже тогда они наводили ужас на Нандет и близлежащие деревни. Они разбивали витражи в церкви, ловили змей, лазили по деревьям в поисках белок, дрались с другими детьми и доставляли множество хлопот своим родителям. Повзрослев, Алва влюбилась в племянника мельника и от большой любви скинула того в реку. А Каллебу приглянулась дочь одного торговца. Пытаясь доказать ей свою любовь, он упал с дерева в попытках достать спелое яблоко и сломал себе ногу. Её это не впечатлило, и она оставила Каллеба с разбитым сердцем.
Когда им исполнилось по четырнадцать, Алву было решено отдать замуж за сына старого знакомого их семьи. Всё закончилось дракой того с Каллебом, из которой последний вышел победителем. Меррила устраивала ещё несколько не увенчавшихся успехом смотрин, и вскоре их решено было прекратить. С возрастом поведение Каллеба и Алвы стало на порядок хуже: эта парочка почти каждую неделю удивляла окружающих такими несусветными глупостями, как спор, кто дольше всего продержится зимой в реке, перечисляя названия всех знакомых городов, или кто быстрее убежит на одной ноге от торговца фруктами с украденными у него яблоками. А пребывание в таверне частенько заканчивались драками как с другими, так и между ними.
Когда парень зашел в дом, Алва лежала на кровати на втором этаже, всё ещё думая об Охотниках.
— Алва! — крикнула мать. — Тут твой Каллеб пришел.
Упоминание лучшего друга привело девушку в движение. Она соскочила с кровати и сбежала с лестницы.
— Мне нужно столько всего тебе рассказать! — Алва схватила его за руку и усадила на скамью. — Прихожу я в церковь после речи эрла, чтобы немного поплакаться в плечо преподобной матери…
— О, я там только что был, — Каллеба веселила возбужденность подруги.
— Не перебивай! Мы с ней немного поговорили, и тут постучались в дверь…
— Постучались? В двери церкви?
— Да дослушай ты уже! Я сама удивилась этому. Преподобная мать открывает дверь, а там Охотники!
— Что?.. — Вся веселость парня быстро улетучилась.
— Это те, которые на магов охотятся…
— Я знаю, кто это, Алва, — строго перебил её парень. Маги наводили на него ужас, пусть он никогда и не встречался с ними.
Все в округе были наслышаны о том, какой мощью они обладают. Старики до сих пор рассказывают детям страшные истории, как маги загорались неистовым огнем, сжигая всё и всех на своем пути, как они взрывали самих себя, не в силах больше контролировать гнев внутри. Это пугало всех. Всех, кроме Алвы.
— Охотники? — тихо спросил Каллеб. — Алва, ты уверена?
— Почему все так удивляются?
— Может, потому что маги представляют огромную опасность нормальным людям. Маги — это зло, Алва, которое нужно искоренять.
— То есть ты тоже думаешь, что они сюда за магом приехали? — Алва присела рядом на скамью. — А насколько маги опасны?
— Хватит! — прикрикнула Меррила и подняла руку, призывая Алву замолчать. Она откинула выбившуюся из заколотых седеющих волос прядь. — С меня довольно. Если бы вы хоть раз увидели мага в действии, вы бы не разбрасывались разговорами о них.
— Но…
— Никаких но! Каллеб, как насчет ужина?
— О, ужин? — встрепенулся Каллеб. — Я как раз проголодался.
На ужин были остатки обеда и свежеприготовленный яблочный пирог. Алва, погруженная в раздумья и расстроенная прерванным разговором, сидела за столом и лениво ковыряла кусок пирога. Иногда она бросала косые взгляды на жадно забрасывающего еду в рот Каллеба. Рядом сидела Аннет и клевала носом. Грегор остался на улице дожидаться гуляющего Доминника, а Меррила медленно мела полы, поднимая пыль до самого потолка. Это занятие не приносило никакой пользы, кроме постоянных чихов Аннет, но зато успокаивало её мать.
Дом был полностью деревянным с окнами без стекол, но с плотно закрывающимися ставнями. В теплое время года готовили и грели воду прямо на улице, сооружая очаг, а зимой это происходило в предназначенной для этого комнате на первом этаже. Рядом была ещё одна для мытья с деревянной бадьей. Всё остальное место занимал общий зал со столом, стульями и огромным сундуком. На втором этаже стояли кровати, лавка и примитивный шкаф без дверей. Таким образом были устроены почти все дома в деревнях, отличаясь лишь количеством этажей.
— Давай теперь о хорошем, подруга. Как насчет того, чтобы надраться завтра в хлам, а? — спросил Каллеб, съев почти всю еду.
— О, с превеликим удовольствием! — заулыбалась девушка, а Аннет тихонько вздохнула.
Каллеб, съев и свою порцию, и порцию Алвы, ушел домой. Аннет сидела на сундуке и при свече штопала льняную рубаху Доминника, которую тот порвал в недавней драке. Она старалась не смотреть на старшую сестру, сидящую за столом и подперевшую голову руками. Алва усердно размышляла об Охотниках и маге, прикидывая, кто мог им являться.
— Алва, — сказала Аннет, — твой задумчивый вид меня пугает. Почему бы тебе…
— Штопай быстрее и пошли спать.
Аннет молча кивнула и продолжила шитье.

3 глава

3 глава
Проснувшись, Мирсен, бережно укрытый шерстяным одеялом, обнаружил, что он один в телеге. Солнце уже взошло, кругом серой пеленой встал туман. Мужчина еле выбрался и поёжился. Он, оглянувшись, увидел конюшни, подле которых и оказалась телега. Резкий запах навоза ударил ему в нос. Крепость возвышалась над командором огромной каменной глыбой, и, чтобы полностью её обойти, потребовалось бы часа два. Но всё-таки она оказалась чуть меньше, чем Мирсен её помнил; почти вся Крепость была укутана плотным туманом, и лишь башни, устремленные в самое небо, отчетливо просматривались. На ветру развевались белые знамена — знак паладинов.
— Командор! — Мирсен, не отошедший ещё ото сна, испугался и резко повернул голову в сторону голоса, принадлежавшего Ливандре. Эльфийка сидела за столом и, как понял командор, доедала свой завтрак. Стол находился под деревянной крышей, совсем близко к крепостным стенам, рядом с ним стояла жаровня. Мирсен оглянулся: внутренний двор был пуст.
— Не желаете ли отведать мясца? — спросила его жующая эльфийка, когда тот подошел к ней.
— Где остальные? — спросил Мирсен, сев на скамью рядом с девушкой.
— О! Они пялятся на Стингрида, — Ливандра потянулась к сыру. — Гномы, знаешь ли, тут большая редкость!
Мужчина хотел ей ответить, но его прервал неожиданный громкий скрип открывающейся двери. Повернувшись в сторону одной из входных дверей в Крепость, они увидели небольшого роста девушку, выделяющуюся своими светлыми, почти белыми, волосами. Она, кряхтя, с усилием пыталась открыть большую, непосильную для её худеньких ручек дубовую дверь, но, завидев Мирсена, отвлеклась и помахала ему рукой. На мгновение командору показалось, что девушку сейчас придавит насмерть дверью, но нет — она справилась и открыла её.
Девушку звали Катариной, и она была северянкой, что можно понять по её слишком бледной для этих мест коже и светлым волосам. Северянами называют жителей безымянного государства на севере, где вечно лежит снег. У них отсутствуют города из-за кочевого образа жизни, который им приходится вести по вине бесконечных набегов другого народа — варваров. О них известно не так много, а Катарина не может ответить на бесконечные вопросы Ливандры о жизни северян и варваров, так как северянка слишком рано покинула родной край. Известно лишь то, что варвары славятся наличием эпиционов — огромных псов размером чуть меньше пони, которых используют для нападения на северян. Катарина любит о них рассказывать, пугая слушателей.
— Мирсе-е-ен! — Дверь с оглушающим грохотом закрылась за спиной северянки, и та с довольной улыбкой до ушей направилась прямо к столу.
— Не думал, Ливандра, что ты притащишь всю свою свору сюда, — проворчал командор, не разделяющий радость девушки.
— Скажи это Стингриду или Руку и…
— Рук тоже здесь? — с неподдельным удивлением спросил Мирсен, перебив эльфийку.
— Это глупый вопрос, потому что Катарина здесь.
— А вот и я! — Северянка неожиданно сзади набросилась на спину командора, обвив его шею руками и заставив того вздрогнуть. — Мы та-а-ак давно не виделись, Мирсен! Как ты поживаешь? — Оканье девушки резало слух командору.
— О, Катарина, у меня всё просто замечательно. По собственной инициативе решил посетить Крепость. Соскучился, видишь ли.
Северянка оживилась пуще прежнего, поверив Мирсену:
— Как это славно, Мирсен! Я уверена, она тоже по тебе соскучилась.
Ливандра тем временем усмехнулась и продолжила жевать вяленое мясо, запивая. Стол хоть и повидал уже гостей, но ещё не полностью опустел.
— Садитесь, командор, хоть позавтракаете, — предложила эльфийка.
— Очень вкусное молоко из столицы привезли! — поддержала Катарина.
Мирсен вежливо отказался, но за стол присел. Северянка снова оживилась и начала неугомонно болтать, рассказывая об их пути в Крепость, а у командора начинала болеть голова. От дальнейшей болтовни его спасла Ливандра, которая вдруг вскочила с места:
— Мне же пора! — воскликнула она, хватая ещё один кусок мяса.
— Куда это ты? — спохватился командор.
— Церковные дела ждут, — непринужденно ответила эльфийка, складывая остатки еды со стола себе в сумку. Перекинув её через плечо, она направилась к конюшне. Мирсен, оставив расстроенную прервавшимся разговором северянку, последовал за Ливандрой.
— Ты берешь с собой кого-то?
— Вас это не должно касаться, командор.
— Творец тебя забудь! — выругался Мирсен. — Тогда что я здесь делаю?
Ливандра уже оседлала своего гнедого коня, на котором приехала в Крепость, и теперь сверху вниз глядела на ничего не понимающего и отчасти испуганного командора.
— Гроссмейстер Эрно всё тебе объяснит, — ответила она спокойно. — Не пыхти, я вернусь ровно через две недели, ты даже соскучиться не успеешь. До скорой встречи, командор! — Она пришпорила коня и устремилась к незакрытым воротам. Махнув на прощание, эльфийка скрылась в неизвестном командору направлении.
— Потрясающе, — громко вздохнув, сказал он. — Замечательно!
Катарина уже стояла рядом и внимательно наблюдала за его реакцией своими голубыми глазами. Она была ниже его почти в два раза и больше походила на маленькую девочку.
— Не расс-сраивайся, Мирсен. Эрно всё объяснит, — сказала она, и Мирсен, посмотрев на неё, улыбнулся.

Гроссмейстер Эрно был располневшим от безделья мужчиной старше Мирсена почти на десять лет. Ни в одни латы он не мог влезть и поэтому предпочитал обычные суконные рубахи и штаны. Эрно носил густую щетину, которая никак не могла вырасти в бороду и временами сильно этим расстраивала его. Нравом он обладал нестрогим и любил пропустить пару кружек эля, рассказывая старую байку о том, как стая волков чуть не разорвала его в клочья, при этом оголяя спину и показывая всем оставшиеся от их зубов шрамы. Именно Эрно назначил пару лет назад Мирсена командором и отправил в столицу.
— Мальчики и девочки! — Гроссмейстер стоял перед прибывшими новобранцами, уже сытыми и переодетыми в чистые одежды. — Эта Крепость станет вашим домом на долгие годы, и к концу обучения вы либо станете настоящими паладинами, которыми будет гордиться всё королевство, либо сдохнете.
Резко побледневшие лица недоумевающих новобранцев рассмешили Эрно до слез, и он хохотал ещё некоторое время, нарушая тишину и пугая окружающую живность. Но никто, к сожалению, не разделил с ним это время.
Мирсен, тоже уже переодетый и накормленный, стоял в тени, облокотившись на холодную каменную стену Крепости. Солнце пекло по-летнему, но ветер не давал расслабляться. Рядом с Мирсеном, прямо на земле, сидел гном в обнимку со своей секирой. Его рыжая с проседью борода, казалось, не имела конца и укрывала почти всё его тело. Прищуренные карие глазки гнома оценивающе оглядывали новобранцев.
— Что можешь сказать о них? — спросил он у Мирсена. — Выйдут ли из них хорошие воины?
— С кем им воевать прикажешь, гном? — усмехнулся в ответ командор. — Паладины уже давненько всерьёз мечом не машут и из лука не стреляют.
— То есть, хочешь сказать, — Стингрид поглядел на него, — ты не воин?
— Я никогда никого не убивал. И не придется, надеюсь.
— Друг мой, воин — это не тот, кто умеет убивать налево и направо, а тот, кто сможет сохранить рассудок и оставить меч в ножнах, когда это будет поистине нужно.
— Когда это ты подался в философы, Стингрид? — усмехнулся Мирсен.
— Старость берет своё, парень.
Командор внимательно осмотрел далеко стоявших новобранцев, пытаясь припомнить их имена. Среди них сильно выделялся один мальчуган, которому на вид было лет двенадцать. «Эрно отправит его работать на кухню, потому что он слишком мал для паладина», — подумал Мирсен. Так и произошло. Гроссмейстер попросил каждого представиться и назвать свой возраст. Командор плохо слышал, но зато отчетливо видел, как Эрно рукой показывает мальчику местонахождение кухни. Сегодня новобранцев будут знакомить с Крепостью и её жителями. Потом они будут показывать свои способности, а после их поделят на группы, учитывая телосложение и умения каждого. Каждой группе назначат по наставнику, и с завтрашнего дня начнутся тренировки. Наставники должны следить за своими группами, чаще всего они лишь обучают мечу, а всем остальным премудростям новобранцев учат другие паладины, разбирающиеся каждый в своём деле.
Мирсен узнал девушку, на которой бессовестно спал во время поездки. Ему вдруг стало стыдно, и он даже подумал подойти извиниться, но Эрно отвлек его:
— Эй, Мирсен, поди-ка сюда! — Гроссмейстер поманил командора рукой.
Мирсен посмотрел на гнома и, обнаружив, что тот задремал, пошел к Эрно.
— Хочу, чтобы ты сходил на кухню и притащил мне эля в комнату.
— Я тебе что, мальчик на побегушках? — возмутился Мирсен.
— У меня к тебе серьёзный разговор, а ты знаешь, что я не люблю вести серьёзные разговоры на трезвую голову.
— Да ты и несерьёзные ведешь как попало.
— Цыц! И марш на кухню. Считай, что это приказ.
Командору оставалось лишь повиноваться. Кухня находилась на первом этаже Крепости и занимала почти три комнаты, включая в себя пекарню, помещение с жаровней и «комнату для хранения драгоценных бочонков эля». Почти всё свое время прислуга проводила там, помогая кухарке готовить завтраки, обеды и ужины для паладинов. В остальное время они убирали конюшни, подметали коридоры и стирали одежду. Прислугу редко нанимали самостоятельно, чаще всего мужчины и женщины сами приходили в Крепость и просились на работу из-за отсутствия жилья и денег. Никто не спрашивал у них о прошлом, а они взамен добросовестно делали свою работу. Сейчас кухня была полупуста, лишь несколько парней месили тесто на хлеб да кухарка нарезала сырое мясо.
— О, Мирсен! — воскликнула она. — Крепость скучала по вас. Проголодались?
— Нет, гроссмейстер попросил принести ему эля.
— Ну-ка, красавец, принеси командору целую бутыль, да поживее! — спохватилась кухарка. Парень отряхнул руки от муки и убежал в другую комнату. — Не хотите ли отведать тыквенного пирога? Два куска всего осталось.
— Тыквенный пирог? — удивился Мирсен. — Не люблю тыквенный, простите.
Кухарка грустно вздохнула, а командор, дождавшись слугу, вручившего ему большую бутылку, ушел к гроссмейстеру. Его комната была на третьем этаже в другом конце Крепости, там же, где и комнаты всех остальных паладинов. Разница была лишь в том, что паладины делили спальню вчетвером, а Эрно жил припеваючи один. Командору по пути, к его удивлению и счастью, никто не встретился. Уж очень он не хотел видеть старых знакомых, с которыми проходил обучение и от которых терпел шутки и издевательства.
Гроссмейстера в комнате не было, и Мирсен решил тут оглядеться, поставив бутылку на стоявший прямо посреди спальни стол. Кровать была самой простой, как и у всех паладинов, рядом с ней стояла небольшая тумба, на которой величественно восседал дорогой стеклянный графин с неизвестной жидкостью. В другом конце комнаты стояли два стеллажа с различными книгами, а на столе разместились всевозможные деловые и не очень бумаги.
— Ох, как же в горле пересохло! — воскликнул неожиданно вошедший в комнату Эрно и рывком устремился к элю.
— Ты тут неплохо устроился, — заметил Мирсен, разглядывавший корешки книг.
— Сочту это за комплимент, — Гроссмейстер утер от эля рот и сел за стол. — Ну что, Мирсен, наша эльфийская подруга рассказала тебе что-нибудь?
— Как ты мог догадаться, нет.
— И славненько. Как ты относишься к известному ордену Охотников?
— Как и ты, как и каждый здесь паладин, — никак. А что, у вас с ними возникли разногласия?
— Они возникли в тот же момент, как возник сам орден. Мирсен, я ничего не имею против магов, пока они не угрожают мне и моей семье…
— Орден был создан около четырнадцати лет назад, Эрно. Ты тогда ещё даже гроссмейстером не был. Не вижу смысла в этом разговоре, — сердито перебил его командор, который не любил тратить время зря.
— Любой, кто значится паладином, любой, кто живет в моем доме, в нашей Крепости, — моя семья, и я буду защищать этих людей любой ценой, Мирсен, и прошу тебя не перебивать меня. Любой человек, ищущий помощи, сочувствия, всегда найдет их здесь, в этих стенах. Мы никого не прогоняем, — Гроссмейстер сделал паузу и отпил ещё эля. — Ты знаешь это, Мирсен, верно? Я помню тебя совсем мальчишкой, уважаю тебя, люблю и доверяю тебе, как своему старому и верному другу. Я знаю, что, угрожай мне какая-либо опасность, ты бы не раздумывая помог мне и спас меня.
— Творец тебя помилуй, Эрно, к чему всё это? — Мирсен недоумевающе посмотрел прямо в глаза гроссмейстеру.
— Хочу познакомить тебя кое с кем, — сказал Эрно громче обычного. Мирсен услышал, как соседняя дверь открылась, и через мгновение в комнату вошел молодой парень. Командор не дал бы ему и восемнадцати лет из-за миловидного лица, которое сейчас посерело и красовалось двумя большими синяками под глазами. Светло-русые волосы грязными прядями падали парню на лоб. Он выглядел так, будто не спал неделю.
— Познакомься, Мирсен, с Отто. Ему всего девятнадцать, он прекрасно разбирается в пряностях, лекарствах и болезнях, и он… маг.
Мурашки, пробежавшие по спине Мирсена, зашевелили даже волосы на его затылке. Его вдруг пробрал озноб, ноги подкосились.
— Что?..
Отто смотрел прямо в глаза командору, а потом плавно перевернул руку ладонью вверх, на которой неожиданно вспыхнул голубой огонь. Мирсен от ужаса отпрянул назад и врезался прямо в стеллаж с книгами. Он ощутил невыносимый страх, переполняемый его изнутри, ему захотелось закричать. Маг сжал ладонь в кулак, и огонь так же неожиданно, как и появился, исчез.
— Мирсен, послушай… — начал Эрно, встав со стула, но командор резко перебил его, перейдя на крик:
— Слушать?! Кого здесь слушать? Это же… маг! Эрно, очнись! Это самый настоящий маг!
— Не кричи! Он пришел к нам неделю назад, измученный, истощенный, изувеченный. Он просил о помощи, и что я, по-твоему, должен был сделать? Прогнать его? Добить? Позвать Охотников?..
— Я понимаю ваши чувства, — спокойно сказал Отто.
— Да, спасибо! — воскликнул Мирсен. — От твоих слов мне стало намного легче!
— Мирсен! — Эрно ударил кулаком по столу. — Он принес нам важную информацию, как раз ту, которая нужна была нашей эльфийке и заодно Владычице Церкви. Не знаю уж, что эти женщины задумали, но они знают, что здесь маг.
— Даже Владычица?..
— Да, она самая. Я уверен, ты знаешь Ину, главу Охотников. Так вот эта мелкая пташка отправилась на другой конец королевства за каким-то неизвестным магом. Видите ли, по приказу королевы, по приказу, которого не было. Но даже и будь он, Ина бы никогда не отправилась самолично за магом, да ещё и в такую даль. Что-то здесь не так, мой милый друг, это видно невооруженным взглядом. Меня лично не волнуют все эти политические козни, зато эта ситуация заинтересовала Ливандру…
— Так вот куда она направилась.
— Верно, — Эрно отпил ещё эля. — Меня больше удивляет тот факт, что прямо здесь, всего лишь в паре километров от столицы, находится маг, и за ним никто не приходит, а за тем магом, чей факт существования всё ещё находится под вопросом, выехала сама советница королевы.
— Я думаю, тут всё-таки присутствует вмешательство королевы, — вставил свое слово Отто. — Но Владычица Церкви ничего не знает об этом…
— Погодите-ка, откуда ты это знаешь? — с явным упреком спросил Мирсен.
— Он шпионил, — встрял Эрно, — по приказу церкви. У них там какие-то непонятые разногласия с королевой. Это всё, что я знаю.
— Тогда ещё один вопрос: откуда церковь взяла мага в королевстве, где их всех поголовно истребили? — Мирсен взял себя в руки и осмелился подойти к парню поближе.
— Магов намного больше, командор. Не скажу, что они хорошо укрываются, но Охотники их не находят. А, может, они их и вовсе не ищут.
Мирсен тяжело вздохнул и стал усердно переваривать информацию, потирая пульсирующие виски руками.
— Эрно, ты же понимаешь, что я не хочу иметь дело ни с Охотниками, ни с церковью, ни тем более с королевой. Мне этого не надо.
— Я понимаю.
— Кто ещё знает про него? — Мирсен кивком показал на Отто.
— Столичная преподобная мать и все в Крепости, кроме новобранцев.
— И ты доверяешь им?
— Я жизнью ручаюсь за каждого из них, Мирсен, — рассердился гроссмейстер.
— В чем же тогда состоит моя задача? Я что, должен охранять его?
— Ох, — Эрно замялся, — мне вообще никто не сказал, что ты приедешь…
— Час от часу не легче, — Мирсен присел на край стола. — Чтоб эту эльфийку сожрали по дороге.

Отто вымыли, переодели и усадили за стол. Его светлые волосы теперь напоминали Мирсену колосья пшеницы. Он оказался веселым парнем, над шутками которого хохотали почти все паладины. Во время обеда перед новобранцами Эрно представил его, как лекаря, который будет учить их знанию трав. Мирсен до конца дня чувствовал себя преданным, понимая, что все всё знали, кроме него.
— Ты похож на труп, — сказал командор магу во время обеда. — Как ты умудряешься веселиться?
— Конечно, были дни, когда я выглядел чуть лучше, но сейчас это мое обычное состояние. Понимаете, командор, я обучен магии исцеления и чаще всего использую именно её. А во время исцеления тратятся мои же жизненные силы.
— То есть ты даже можешь умереть от этого? — Мирсен был поражен.
— Теоретически да.
— И это стоит того? — вдруг включился в разговор Стингрид.
— О да, более чем.
Отобедав на улице, паладины разбежались кто куда по своим делам, а новобранцев отвели во внутренний двор, чтобы посмотреть, кто на что способен. Отто отправился вместе с ними поглазеть на сие представление да оказать первую помощь, если она будет вдруг необходима. Мирсен же остался за столом вместе с гномом, наблюдая за молодым магом издалека.
— Стингрид, ты знал про него?
— Да, — ответил гном, — только вчера узнал, между прочим! Он мне кажется хорошим парнем, шутки у него отменные, да и лекарь всегда нужен, мало ли что. Я с магами пересекался только в бою, и то давненько это было.
Стингрид был самым обычным гномом, низкорослым, бородатым, с обветренным лицом и мозолями на пальцах. Он являлся близким другом Ливандры и по совместительству отличным воином, который не раз спасал ей жизнь. Гном вечно носил с собой секиру, даже на обед, например, и объяснял это своей излюбленной фразой «мало ли что». Также он был большим любителем бренди и хороших застольных песен и шуток.
— Я никогда не видел мага так близко, — тихо сказал Мирсен. — Он не выглядит… страшным. То есть он выглядит болезненно, но не пугает.
— Расслабься, командор. Он не сделает нам ничего плохого, — усмехнулся гном.
— А где Катарина с Руком? Я не видел их во время обеда.
— Дак уехали же за Ливандрой, пока ты там болтал с гроссмейстером. Ох, теперь никто не заплетет мне бороду в косу, — ответил он, бережно погладив себя по бороде, которую очень ценил.
— Уехали? Ох, Творец, ну, почему я должен тухнуть здесь?
— Тут не так уж и плохо. Еда есть, выпивка есть, теплая постель есть, что ещё нужно для счастья?
Командору оставалось лишь промолчать.

Новобранцев выстроили в шеренгу и позволили блеснуть всеми своими способностями, которых у них, к сожалению, почти не было. Многие из них были обычными воришками, пойманными за руку на столичном рынке. Остальные же являлись сиротами, которые когда-то жили в приюте, но по каким-то причинам были выгнаны оттуда. И лишь некоторые, державшиеся сейчас увереннее остальных, добровольно пошли в паладины.
Мирсен взглядом нашел девушку, которая послужила ему периной во время поездки, и решился подойти.
— Здравствуйте, командор! — Она широко улыбалась и вела себя уверенно. — Меня зовут Лиза. Надеюсь, вам хорошо спалось.
— Я как раз насчет этого, — смущенно бубнил Мирсен. — Прошу прощения за своё поведение.
Девушка посмеялась и поправила иссиня-черные волосы.
— Всё нормально, командор! Только впредь спрашивайте разрешение, хорошо?
Мирсен кивнул и поспешил удалиться обратно.
Эрно выдал каждому новобранцу по деревянному мечу и стал вызывать по очереди на поединок. Никто не устоял на ногах и двух секунд, кроме одного высокого парня, больше напоминающего огромный шкаф. Он умудрился отразить несколько выпадов Эрно, но всё же был повален атакой гроссмейстера. Многие могли бы подумать, что этот толстый и с виду неуклюжий мужчина не способен ловко управляться с мечом, но на самом деле Эрно считался лучшим воином в Крепости, и со стороны казалось, что меч в его руке является неотъемлемым её продолжением. Мирсен до сих пор с детским восхищением смотрел на это.
— А сейчас, прошу, разберите луки, — громко сказал Эрно и указал на стойку с короткими луками. А потом крикнул, надеясь, что кто-нибудь из паладинов его всё-таки услышит: — Позовите кто-нибудь Туинэ! Где эта прохвостка опять шляется?
Услышав имя Туинэ, Мирсен ужаснулся. Он помнил эту красивую женщину, которая любила хорошенько поиздеваться над ним в детские годы. Туинэ была всего на два года старше командора, но из-за своего неестественно огромного роста она чувствовала себя старше всех и в детстве позволяла себе колкости даже в адрес уже состоявшихся паладинов.
Она вышла из казарм с гордо поднятой головой, Мирсен невольно отвел взгляд, ему вдруг стало дурно. Туинэ похорошела с последней их встречи. Тугая коса её темных волос опускалась ниже поясницы; на ней были кожаные штаны и рубаха без рукавов. Обилию накаченных мышц на её руках мог позавидовать даже Эрно. К счастью командора, Туинэ даже не удосужилась на него посмотреть.
— Познакомьтесь с Туинэ! — Эрно указал на неё рукой. — Она будет обучать вас луку.
Эрно неловко чувствовал себя рядом с женщиной, которая была выше его почти на голову. Она окинула своим обычным презрительным взглядом юных новобранцев и ухмыльнулась, представляя, как сильно они попотеют на её тренировках.
— Добрый день.
Только заслышав её мелодичный голос, Мирсен поспешил удалиться со двора.
Эрно специально выделил ему одному комнату, меньшую из всех в Крепости. Мирсен, не любивший находиться в больших компаниях, был только рад этому. Единственное окно в комнате как раз выходило на внутренний двор Крепости, чем и воспользовался командор. Наблюдать за новобранцами, сидя на стуле перед окном, ему больше нравилось, да и Туинэ с такого расстояния пугала меньше.
Вскоре новобранцев поделили на группы и распустили на тренировки. Двор опустел, и командору стало скучно. Сам того и не заметив, он задремал, лежа на каменном подоконнике.
Проснулся он только глубокой ночью. На тумбе возле кровати стояла зажженная свеча. Командор понял, что проспал ужин и всё за ним следующее. В комнате было холодно, но время подготавливать Крепость к зиме ещё не наступило. Мирсен стянул сапоги, лег на кровать и затушил свечу.

Следующие главы здесь.